Когда я была школьницей и ездила два раза в неделю в "художку" - художественную школу на Садовое Кольцо, то для меня не было ничего прекраснее дождливых вечеров.
То ли потому, что Садовое было всегда освещено ярко, то ли потому, что оно такое красивое, но дождливые вечера на нем были не темными и не грязно-серыми, а синими-синими, и эти огромные, бесконечные дуги золотистых фонарей... в то время ждать троллейбуса 15-20 минут считалось нормально, и я стояла на остановке с огромной рисовальной папкой, смотрела на красивейшие здания Москвы - потому что на Садовом всё сказочно прекрасно, а что в доме напротив жили Булгаков с Воландом - я тогда не знала, а что там будет несколько лет жить наш УНИК и я там буду читать лекции, я тогда и не мечтала, я мечтала о башенке на доме напротив, я мечтала там жить и быть окруженной самыми красивыми вещами... сводящимися примерно к натюрмортному фонду нашей художки.
А потом приходил троллейбус, и мне надо было, несмотря на папку, непременно встать у заднего стекла. Не сесть, не устроиться как-то еще, чтобы не затолкали с папкой, нет - встать и именно там. Потому что троллейбус будет ехать, по стеклу будет течь дождь и пропадет Ершалаим исчезнет Москва, все ее прекрасные здания, машины, люди... останутся только ОНИ. Вереницы огней. Золотом сияющие вереницы неподвижных - фонари. Белыми лучами искрящиеся стремительные - фары. Ну и удирающая дорожка красных, но на нее я почти не смотрела.
Вот эти огни в синеве Садового Кольца - только огни, без живых и неживых существ (вы же не станете спорить, что старинные дома - тоже существа, хоть и неживые?), эти огни, существующие сами по себе, плывущие в своем странном, им одним ведомом ритме - они были и остались для меня, наверное, одним из самых сильных переживаний детства.