Давненько не брал я в руки шашек, как сказал Чапаев я не писала отчетов с лекций по истории русской литературы ))

Значитца, выложила я ночью на фикбук "Падение Амон-Сул", попутно читаю финальную редактуру "Мертвого против мертвецов", а на так называемой цивильной работе у меня сёдни как раз лекция про воинские повести времен татаро-монгольского ига.
Я вам скажу, тут алкоголь не нужен уже... реальности смещаются кааанкретно. Кто, когда, в какой крепости и против какой орды потерпел поражение...
Нет, я не путаю арнорцев с русичами. Я наслаждаюсь наложением картинок и мысленно примериваю наши рейтинги к памятникам древнерусской литературы

А теперь серьезно.
Вот вам - по-древнерусски, ибо прекрасно, и в переводе, дабы понятно, - два фрагмента из огромного монолога князя Ингваря Ингоревича.
и???И видя князь Ингварь Ингоревич велия трупиа мертвых лежаша, и воскрича горько велием гласом, яко труба распалаяся, и в перьси свои рукама биюще, и ударяшеся о земля. Слезы же его от очию, яко поток, течаше. И жалосно вещающи: «О милая моа братья и господие! Како успе, животе мои драгии? Меня единаго оставиша в толице погибели! Про что аз преже вас не умрох?

И увидел князь Ингварь Ингоревич множество тел мертвых лежащих, и вскричал горестно сильным голосом, словно звук трубы разрастающимся, и бия в грудь свою руками, упал на землю. Слезы же его из очей потоком текли. И с жалостью приговаривал: «О милые мои братья и воинство! Как погибли, жизни мои дорогие? Меня единственного оставили в такой погибели! Почему я прежде вас не умер?

О земля, о земля! О дубравы! Поплачите со мною! Како нареку день той, или како возпишу его — в он же погибе толико господарей и многие узорочье резанское храбрых удалцев. Ни един от нихъ возвратися вспять, но вси равно умроша, едину чашу смертную пиша. Се бо в горести души моея язык мой связается, уста загражаются, зрак опусмевает, крѣпость изнемогает!»

О земля-земля! О дубравы! Поплачьте со мною! Как назову день тот, или как опишу его — тогда погибло столько государей и много узорочья рязанского войска — храбрых удальцов. Ни один из них не вернулся назад, но все равно погибли и одну на всех чашу смертную испили. И сейчас в горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор туманится, мужество теряется!»

Что мы видим? Взрослый мужик, здоровенный детина (нехилыми были русские князья!) ведет себя аки не просто истеричная девица. Хуже.
Слезы как поток - это ладно.
Он орет, бьет себя руками в грудь и в итоге бросается на землю в истерическом припадке.
Вы в это верите?
Не, я понимаю, я даже очччень твердо знаю, что раньше люди вообще и мужчины в частности были ГОРАЗДО более эмоциональны. Но всё же... перебор, перебор. Гипербола, говоря умным термином.
И монолог его наааааастолько огромен, что я не вижу смысла его показывать - что студентам, что тут.
Но.
Вот такой гипертрофировано трагичный и патетичный образ был ВОСТРЕБОВАН. Он дальше от реальности, чем большевики от народа и арнорцы от русичей, но он отвечал художественным потребностям читателей и слушателей (во время рукописных книг слушателей было явно больше).
Хуже.
Такой надрывный, гиперболизированно трагичный образ вполне, сколь я помню свою студенческую юность, отвечал и нашим потребностям.
Что неудивительно. Я сегодня проводила кучу параллелей между повестями татарского периода и ранним советским кино: и тебе давящая идеология (за веру!! - вера разная, но это мелочи), и идеал мученичества, и редактура исторических фактов ради пррррравильной истории.
Мы как культура, есснно, не знаем, что корни этого мученического надрывного трагизма - в литературе 13 века, но через версию советского кино - мы это впитали до мозга костей.
И подобного рода ангсты, разного уровня художественности (что похуже, а что и получше), я массово вижу на фикбуке.

И вот тут-то и начинается Главное Западло.
Ибо - мы привыкли ПИСАТЬ вот так. Нас в этом воспитали.
Но литература, даже фанфикшн, - палка о двух концах. И вторая сторона ее - ЧИТАТЕЛЬ.
Пока нас читают двадцатилетние - эти ангсты идут на ура.
Но как только попадется читатель пааааастарше, типо вот этой наглой рыжей морды, то сразу и начинается: мужчины тааак себя не ведут, князь, если он не идиот, встретит вражье войско не в поле, а за стенами (в "Повести о разорении Рязани Батыем" все дооооблестно дерутся в полях! facepalm) и т.д.
Сейчас мы оказываемся в состоянии весьма любопытных "ножниц" между... блин-оладушек, СЕМИВЕКОВОЙ литературной традицией приписывать герою-воину трагический надрыв - и требованием культуры 21-го века, возжелавшей достоверности.

Писатель во мне негодует: что значит "героический надрыв недопустим?! семь веков так писали - и ниччо, а теперь нельзя?!"
А культуролог ухмыляется...